«История Русской Церкви в XX веке – это 70 лет бесправного положения, угнетения и уничтожения Церкви, это эпоха массовых жестоких репрессий, едва ли сравнимых по своим масштабам даже с гонениями в первые века христианства. Но прежде всего – это история того, как в условиях притеснений, преследований и открытых гонений многочисленные сонмы святителей, священников, монашествующих и простых русских людей явили высоту величия и благородства христианского духа и свидетельствовали свою верность Христу праведной мученической кровью. Их подвигами и заступничеством Божией Матери Господь сохранил Церковь Русскую». Так охарактеризовал прошедший период церковной истории Святейший Патриарх Алексий II. Да, сейчас еще нельзя до конца осознать, оценить подвиг тех, благодаря кому удалось сохранить нашу Церковь. Но вот уже прославлены в лике святых Тихон Московский, Владимир Киевский, Вениамин Петроградский, Кирилл Казанский… Перечислять всех только иерархов той поры, положивших душу за други своя, можно долго. Что уж говорить о прочем клире, монашестве, мирянах – тысячах, десятках тысяч их?
Но мучимы за веру, образно говоря, были не только люди. Сколько пережили русские храмы! Сначала их осквернили (чего только не творили с росписями – в лучшем случае их просто замазывали, а бывало – сбивали лики и глаза святых, испещряли погаными словами), потом – обезглавили, взрывали, растаскивали бульдозерами, тракторами, разбирали на “колхозные нужды”; в церквах были клубы, школы, свинарники, птичники, а чаще – склады, склады, склады. Потом пришла в большинство мерзость запустения.
* * *
Гонения на Православие в ХХ веке традиционно разделяются на ленинские, сталинские и хрущевские. Первые, по большому счету, были целиком связаны с Гражданской войной, и потому местами отличались особенной жестокостью. Но в этот период (1917-1923) само руководство страны к собственно идеологической борьбе с Церковью еще не приступило. В актах упразднения монастырей (1918) и изъятия ценностей под предлогом помощи голодающим (1921-23) мы склонны видеть скорее экономические меры, а уж попутно получилось и уничтожить главные оплоты Православия, и обезвредить основных его защитников. Впрочем, в плане хитрости и беспринципности все дела Ильича были поистине дьявольски гениальны.
Сталинские гонения отсчитывать с 1923-го было бы не совсем логично. Собственно, в 20-х гонений как таковых не было. Церковь раздирали расколы – поначалу обновленчество, а после смерти Святейшего Патриарха Тихона (1925) вызванные борьбой в церковных верхах за власть. В том же 1925 году был создан и Союз воинствующих безбожников (СВБ). В пензенских краях он появился в 1926-м и вскоре развернул активную деятельность.
Но, как это ни парадоксально, храмов закрыть удалось СВБ не так уж и много. Верховная власть пока не сосредотачивала на Церкви своего внимания; населению (кроме молодежи, конечно) тоже в большинстве вопрос был безразличен. К 1930 году были закрыты всего лишь около 45-ти (из 1000, т.е. менее 1/20 части, или 5%) храмов по области (не считаем домовых церквей, часовен и храмов, бездействующих из-за отсутствия священника; число последних с 1929 года серьезно увеличилось). Более того, в 1918-1932 годах еще продолжалось строительство и устройство новых храмов.
Протоиерей М. А. Лебедев относил эпоху “террора” по отношению к Церкви к 1931 – 1943 годам. Этот промежуток времени и составляет собственно сталинские гонения. Именно им, в основном, и посвящен этот очерк.
Важной вехой в истории гонений стал 1929-й – год начала коллективизации и выхода постановления Президиума ВЦИКа “О религиозных объединениях”. Оба эти события не замедлили сказаться на судьбе храмов.
Последнее позволяло во многих случаях властям просто расторгать договоры с общинами (и отбирать храмы) и назначать совершенно непосильные для приходов налоги. В основном из-за отсутствия средств к оплате несколько общин отказались от своих храмов. Но явление это такого массового характера, как можно было бы предположить, все же не приобрело.
С учреждением колхозов дело обстояло по-другому. Еще до их создания можно было предположить, что собранное при первом же урожае зерно ссыпать будет некуда. Председателям, таким образом, предлагалось самим выходить из столь затруднительной ситуации. Не знаю, кто первый из них догадался ссыпать хлеб в церковь, но затея эта широко пошла гулять по России. (Сыграла определенную роль здесь и директива В.М. Молотова – “в связи с перегрузкой элеваторов…”) Поначалу верующие отдавали храмы действительно добровольно, а колхозы занимали их действительно временно. Это вполне логично – колхозники и прихожане-то, собственно, были одни и те же люди, по крайней мере, односельчане, и, если бы не вмешались некоторые обстоятельства, так полюбовно бы все и обошлось.
На руку сыграло и то, что как раз в это время начались массовые аресты духовенства. Многие церкви стояли потому бездействующими, и у прихожан не было никаких причин возражать против их “временного” использования.
* * *
Итак, первый этап сталинских гонений, условно относимый к 1930-34 годам, можно сказать, имел вид достаточно мирный (не везде, разумеется) и “идущий снизу”. Но невольно возникает вопрос: сколько же случайных совпадений должно было произойти, чтобы можно было сразу и посадить “попов” (часто – как противников коллективизации), и обеспечить без малейших затрат новоявленные коллективные хозяйства зернохранилищами, и закрыть основные оплоты контрреволюции? Что-то не верится в “случайность”.
Так или иначе, большая часть храмов именно с этих лет стояла недействующей. Часто – с полностью сохраненной утварью, просто из-за отсутствия клира (некоторые еще откроются), но все же без служб. Большинство так никогда не возродились и теперь уже не возродятся.
Почти одновременно с “колхозной” волной началась другая – “клубная”. Основной ее разгул пришелся на 1937 год, но и до него, в 1935-36, и после – до 1939-41 годов “клубное дело” шло полным ходом. В этот период церкви (как действующие, так и “складские”) отбирали под предлогом необходимости “культурно-просветительных учреждений” – клубов, школ, домов соцкультуры, реже – хозяйственных объектов. Тогда как-то неожиданно обнаружилось, что, во-первых, полномочиями на закрытие обладает лишь край (обл-) исполком, а в спорных случаях – ВЦИК, но никак не РИК, сельсовет или “собрание колхозников”; а во-вторых – закрывать храмы под склады вообще нельзя (!), в них следует размещать исключительно культурные организации. Конечно, после этого никто ни склады не выселил, ни церкви верующим не вернул, но забеспокоились на местах об оформлении закрытия. Оказалось, что закрытых официально церквей почти нет. Начались “сборы подписей” бывших прихожан о согласии с закрытием. Нередко “подписки” были наполовину фальшивыми (или собирались подписи детей, подростков, жителей других сельсоветов), но чаще, думается, они делались без грубых подлогов – почему бы сельчанину не расписаться за закрытие церкви, если она уже пять-десять лет не работает (да и тогда не без его молчаливого согласия закрывалась), а то и вовсе снесена или перестроена?
* * *
В Пачелмском районе к 1930 году фактически были закрыты церкви в Покровской Варежке и Титово. На 30 октября 1936 года было всего церквей 23, закрыто 18, под клубами 4, столовая 1, не занято 1, под школой 1, райцентр 1, складов 9.
В Алексеевке в середине 1936 года церковь закрыта не была, но не работала, т.к. не было священника. Тем не менее ее все равно указали как ближайшую действующую при закрытии Козловского храма. А к ноябрю того же года здесь устроили склад.
В селе Архангельск церковь к 1932 году закрыта не была, но использовалась под зерносклад. В октябре 1935 года верующие снова отдали свой храм на два месяца колхозу под зерно. Но на сей раз назад его, несмотря на жалобы, не получили даже к сентябрю следующего года.
На общем собрании 5 ноября 1933 года часть жителей Белыни выступила за переоборудование церкви под начальную школу. Но вот какая часть – документы расходятся: от 2000 или 1256 единогласно, до 654 из 1256-ти или даже 292 из 1560 человек. В любом случае, Чембарский райисполком утвердил закрытие 26 апреля 1934 года, как сообщалось позже, “на школу”. Крайисполком закрыл церковь 23 февраля 1936-го, теперь приводилась еще одна цифра: 654 из 894 белынцев выступили “за”. Но ВЦИК не торопился утверждать уже состоявшееся закрытие: в апреле 1936 года верующие жаловались ему на запрещение богослужений, и материалы о закрытии церкви он вернул РИКу.
В Веденяпино храм был закрыт по постановлению собрания колхозников 26 августа 1933 года, оно решило передать здание колхозу под клуб; РИК утвердил сие 3 сентября. В 1935 году в селе сгорела школа. Райисполком 11 февраля 1935 года постановил перевести школу во вновь закрытую церковь. Но в 1936-м шло ее переоборудование под клуб.
В 1931 году церковь в Вороне действовала, а в конце 1936 года в здании уже находилась НСШ. В Калиновке храм в 1928-32 годах тоже работал, после войны он открылся в конце 1945 года.
В Кашаевке (Б. Кашаевке) до 1930-го службы не прерывались, с 1931 года храм не работал по своей ветхости, к 1932-му использовался под зерносклад, а 23 февраля 1936 года КрИК закрыл его на слом. К концу года полученные стройматериалы перевезли в райцентр.
Церковь в Козловке в 1928 году действовала; в 1936 году 251 из 324-х козловцев высказались за переоборудование ее под школу. Пачелмский райисполком утвердил это 5 июня.
В Малом Буртасе и Русско-Никольском в 1932 году церкви действовали.
В Мокром Мичкасе церковь с 1930 года пустовала, в 1931-32 году ее закрыли и заняли хлебом; в 1935-м прихожане просили ВЦИК вернуть его. В июне 1937 года 609 из 847 жителей сельсовета решили ее закрыть (т.е. у местных властей дошли руки и до оформления этого акта). Соответствующее распоряжение Нижнеломовского РИКа последовало 26 июня. Кирпич здания предполагалось использовать на строительство сельский школы.
Церковь Новой Толковки в 1932-м действовала, а к 1936 году пустовала.
24 ноября 1935 года райисполком закрыл церковь в Новом Валовае (одновременно с Черкасской) по ветхости, но документы в КрИК не выслал. А во всем Ново-Валовайском сельсовете в 1932 году было три православных молитвенных здания; к 1936 году осталось две церкви, занятые под клуб и склад.
В начале 1931 года церковь в селе Пачелма действовала. В сентябре 1935 года – 1, 2 и 3-го – колхоз, сельсовет и райисполком соответственно постановили отдать ее здание под ссыпной пункт. С конца года началась кампания передаче храма “под с/х или к/п значение”: 23 декабря сельсовет ходатайствовал об этом (по решению 1102 граждан, или 70%); 13 января 1936 года был составлен акт; 4 февраля сельсовет определил быть здесь клубу; 23 февраля это утвердил крайисполком. С января верующие писали жалобы в КрИК и ВЦИК; последнему в мае сообщалось, что решение о закрытии было зачитано верующим 1 марта, но они от подписания отказались, а у будущего клуба уже разобрана крыша и начата переделка внутреннего вида.
Попытка открыть храм была предпринята во время войны, но облисполком постановлением от 27 декабря 1944 года этого не допустил, мотивировав свое решение тем, что об открытии ходатайствуют лишь Ю. К. Богатырев и М. А. Великанов, а зданию требуется капитальный ремонт, в нем нет полов, потолков, окон, дверей, часть стен разобрали на кирпич.
22 ноября 1928 года Пачелмский райисполком просил разрешения закрыть церковь на станции Пачелма и перестроить ее под школу, у которой своего здания не было; утварь же передать Пачелмскому железнодорожному клубу. 22 сентября закрытие утвердил окрисполком, 26 декабря – облисполком, а к 5 марта 1929-го церковь перестала существовать, утварь же планировалось продать и полученные средства пустить на оборудование новой “школы”. В 1929 году верующие подали на это жалобу, не имевшую, впрочем, никаких последствий.
В Пачелмском сельсовете в начале 1932 года обновленческая церковь действовала, тихоновская была закрыта; в октябре 1936-го: одна из них была закрыта под клуб, другая – под склад.
В 1928-32 годах храм в Порошине еще действовал. В апреле 1935 года умер священник Корягин, нового сельсовет регистрировать отказался, в июне и вовсе отобрал ключи от церкви, и активисты все в ней изломали (согласно жалобе верующих лета 1936).
С 1933 года службы в церкви Пустыни не проводились по ветхости, в 1934 году материалы на ее закрытие оформлялись. 23 февраля 1936 года крайисполком официально постановил закрыть и снести храм, но к концу года здесь расположились школа и клуб.
В конце 1931 года верующие Салтыкова согласились передать трапезную (2/3 храма) своей церкви колхозу под зерносклад (сама она оставалась действующей). В 1935 году местные власти решили отобрать и оставшуюся часть храма. Верующие написали жалобу, и крайисполком 7 января 1936 года приказал вернуть церковь к 25-му. Но 17 января из РИКа приехал техник Горин, который составил акт о непригодности здания к эксплуатации и различных его “дефектах”, правда, не указывая, что находятся они в колхозной части. Таким образом, возможность не открывать ее была найдена. Но 28 января прихожане снова отправили в КрИК жалобу, в которой писали: “Действительно, когда дело коснулось ремонта дефектов, допущенных правлением колхоза, то храм является принадлежностью верующих, а когда дело коснулось отнятия у нас нашей молитвенной части храма, то предправления т. Гречишников и не думал спросить согласия на то верующих, а забрал ключи к нашему замку и засыпал сам храм хлебом”. Через месяц, 7 марта, краевые власти категорически потребовали вернуть храм в трехдневный срок. Вряд ли это удалось сделать столь быстро, но к августу он действительно работал. Впрочем, не столь долго: около 1936-38 года церковь вновь закрыли.
В Старом Валовае с 1931 года и, по крайней мере, до 1937-го в церкви был склад. В 1932 и даже к апрелю 1936 года формально она закрыта не была и числилась работающей, но “бездействовала два года” (т.е. с 1933-34).
С января 1932 года службы в Никольском храме Студенки не совершались – священник Николай Дмитриевич Смирнов был арестован. В конце 1936 года в здании размещался склад.
В Титово по решению общего собрания 10 мая 1929 года церковь была закрыта (по другим сведениям – в 1930). В 1931 году и священник скрылся, храм по крайней мере до конца 1932-го стоял бездействующим. В 1934 году здание разобрали на строительный материал, а 16 июня 1937 РИК ходатайствовал о ее официальном закрытии.
В 1932 году церковь в Черкасском действовала, 24 ноября 1935 года райисполком закрыл ее по ветхости, документы на утверждение в КрИК не выслал (т.е. официально она еще оставалась не закрытой), но колхоз уже начал снимать железо с крыши.
Сельсовет 11 августа 1936 года постановил изъять церковную сторожку в Шейно. На следующий день, 12 августа, местный священник Василий Павлович Фемистоклов, который как раз в ней и жил, обжаловал это перед райисполкомом. Он писал, что половина сторожки уже и так занята пекарней сельпо, а проживает он здесь вполне законно, как ночной сторож. 14 августа последовала аналогичная жалоба от митрополита Куйбышевского края (видимо, обновленческого) Василия. Сама же церковь в конце этого года действовала.
Евгений Белохвостиков, краевед, г. Пенза
